Неточные совпадения
— Просто-запросто есть одно странное русское стихотворение, — вступился наконец князь Щ., очевидно, желая поскорее замять и переменить разговор, — про «рыцаря бедного», отрывок без
начала и конца.
С месяц назад как-то раз смеялись все вместе после обеда и искали, по обыкновению,
сюжета для будущей картины Аделаиды Ивановны. Вы знаете, что общая семейная задача давно уже в том, чтобы сыскать
сюжет для картины Аделаиды Ивановны. Тут и напали на «рыцаря бедного», кто первый, не помню…
— Господин Кольберт, —
начал объяснять за него Плавин, — собственно, хочет посвятить себя русской музыке, а потому вот и просил меня познакомить его
с людьми, знающими русскую жизнь и, главным образом,
с русскими писателями, которые посоветовали бы ему, какой именно
сюжет выбрать для оперы.
Все трое разом зевнули и потянулись: знак, что
сюжет начинал истощаться, хотя еще ни одним словом не было упомянуто об ветчине. Меня они, по-видимому, совсем не принимали в соображение: или им все равно было, есть ли в вагоне посторонний человек или нет, или же они принимали меня за иностранца, не понимающего русского языка. Сергей Федорыч высунулся из окна и
с минуту вглядывался вперед.
Потом — не выказывая, впрочем, прямо враждебных действий —
начали принимать девицу Погорельскую, при ее выходах,
с такою убийственною воздержностью, как будто на сцену появился не первый
сюжет, а какой-нибудь оглашенный статист.
Так и сделали. Покуда разливали суп, Иудушка, выбрав приличный
сюжет,
начинает беседу
с батюшками, преимущественно, впрочем, обращая речь к отцу благочинному.
Приехав домой, Елена почти упала от изнеможения на свою постель, и в ее воображении невольно
начала проходить вся ее жизнь и все люди,
с которыми ей удавалось сталкиваться: и этот что-то желающий представить из себя князь, и все отвергающий Миклаков, и эти дураки Оглоблины, и, наконец, этот колоссальный негодяй Жуквич, и новые еще
сюжеты: милый скотина-полковник и злючка — содержательница пансиона.
Притупленный вид и вообще вся фигура клоуна,
с его бабочками на спине и на груди, не предвещали на опытный глаз ничего хорошего; они ясно указывали режиссеру, что Эдвардс вступил в период тоски, после чего он вдруг
начинал пить мертвую; и тогда уже прощай все расчеты на клоуна — расчеты самые основательные, если принять во внимание, что Эдвардс был в труппе первым
сюжетом, первым любимцем публики, первым потешником, изобретавшим чуть ли не каждое представление что-нибудь новое, заставлявшее зрителей смеяться до упаду и хлопать до неистовства.
Его выпустили в целом ряде ролей,
начиная с Чацкого. Он был в них не плох, но и не хорош и превратился в того"мастера на все руки", который успевал получать свою поспектакльную плату в трех театрах в один вечер, когда считался уже первым
сюжетом и получал тридцать пять рублей за роль.
Сам по себе он не бабник. Влюбчивости в нем не было
с той поры, когда кровь
начинала играть в жилах. Не знал он страсти, не страшился ее, как чего-то греховного; но и не позволял своему воображению вертеться около любовных
сюжетов. Кое-какие"шалушки"бывали; но связи до сих пор не было. Когда придет его время, он подыщет себе подругу жизни"посестру" — добрую, неглупую и грамотную девушку, хотя бы и из бедного дома.
По герцогскому приказу Фебуфис
начал записывать огромное полотно, на котором хотел воспроизвести
сюжет еще более величественный и смелый, чем
сюжет Каульбаха, —
сюжет, «где человеческие характеры были бы выражены в борьбе
с силой стихии», — поместив там и себя и других, и, вместо поражения Каульбаху, воспроизвел какое-то смешение псевдоклассицизма
с псевдонатурализмом. В Европе он этим не удивил никого, но герцогу угодил как нельзя более.